Жизнеописание Владыки Иеремии
Преосвященный епископ Иеремия родился 10 апреля 1799 года в селе Георгиевском Ливенского уезда Орловской губернии в семье причетника Иоанна Яковлевича и его жены Марии Феоктистовны. При крещении ему было дано имя Иродион.
Бедность и скудость внешней обстановки с избытком вознаграждалась для мальчика высоким религиозно-нравственным воспитанием, которое он получал в семье. Его отец и мать были людьми с редкой душевной чистотой и глубокой верой.
«Родители мои, — вспоминал епископ Иеремия, — содержали и блюли меня с каким-то особым вниманием. Для меня была установлена общая семейная молитва. Поставив меня на прилавок у святых икон, заставляли читать почасту акафист Сладчайшему Иисусу и святителю Николаю. У матери моей не было иного наставления, не было иной материнской мольбы к дитяте нежно любимому, как сие: молись, молись, всегда молись, молись втайне, молись ночью, молись перед всяким уроком своим и всяким делом».
Все четыре года пребывания в Севском училище Иродиона не покидала мысль о монашестве. Ректор училища иеромонах Иаков (впоследствии архиепископ Нижегородский) сердечно полюбил своего юного помощника и, беседуя с ним, склонял его к мысли о монашеской жизни.
Стремление поскорее развязаться с миром и вступить в стены какой-либо обители постоянно поддерживалось в юноше мыслью о близости смерти. «Память смертная, — писал Преосвященный Иеремия, — была вложена в меня матерью с самого раннего детства. Отправляя меня в семинарию с родителем и снабдив всем и на нужды, и на утешение, не забыла вручить мне мешочек с копеечками и кисейное полотенце. „Копеечки, — говорила она, — раздай нищим, а полотенцем этим в случае своей смерти попроси накрыть себя во гробе”».
В конце концов Иродион увольняется от должности учителя, чтобы, по его словам, «поставить себя в состояние испытания, вблизи к соблазну и поползновению для юности. Во время самоиспытания читал святого Златоуста, слово которого к Феодору падшему наиболее пало на мое сердце».
Но случилось то, чего не мог предвидеть готовившийся к иночеству Иродион Соловьев.
Преосвященный Гавриил, епископ Орловский, вспомнил, что один из учителей, а именно Соловьев, которого он хорошо знал еще по семинарии и к которому особенно благоволил, не пристроен к месту и, по-отечески жалея его, предложил ему священническое место в Волхове. Здесь всматривался я в приход, и в сотоварищество, и в будущее семейное родство и, все облюбовав, я не прежде, однако, решился приступить к совещаниям о браке, как помолясь в Волховском монастыре и отслужив молебен Царице Небесной вместе с будущими родными». По совершении общей молитвы в монастыре Иродион один зашел в рощу, окружающую монастырь, «чтобы прислушаться к сердцу и помолиться». «Господи, покажи мне путь, в онь же пойду... покажи, и не даждь совратитися от того, что указуешь мне втайне...», — и эта усердная молитва произвела в нем неожиданную перемену: монашеская жизнь представилась ему вдруг в таком привлекательном виде, что он решил быть монахом и больше никем.
Нареченный жених, вернувшись в дом невесты, при общем плаче простился с невестой и ее родителями и среди ночи отправился в обратный путь. Явившись к Преосвященному Гавриилу, Соловьев подал прошение об определении его послушником в Плошанскую пустынь и возвратил брачный билет. Преосвященный удивился, но, узнав о давней и сильной тяге юноши к иночеству, на прошении написал: «Грядущаго ко Мне не изжену вон» («Приходящего ко Мне не изгоню вон», Ин. 6, 37), направив, однако, в Брянский Печерский монастырь.
После неимоверных усилий, пройдя пешком 200 верст по весенней распутице, по грязной дороге и в конце своего пути едва не утонув на переправе в бурных водах местной реки, прозябший, промокший и голодный Иродион наконец добрался до обители.
Настоятель монастыря отец игумен Амвросий определил Иродиона в послушание к опытному старцу иеромонаху Смарагду, который неожиданно оказался ласковым и веселым человеком и сразу полюбился юноше.
«Монастырские послушания отец Смарагд назначал мне по порядку, — пишет Владыка, — возводя от нижних — чернорабочих и кухонных — к высшим, церковным. Перевод от одного послушания к другому он производил с заметной, но непонятной для меня поспешностью. Через четыре месяца я уже занял пономарскую должность за ранней литургией и думал про себя, что в этом деле мог бы оставаться хоть до смерти».
Но однажды старец Смарагд пришел к послушнику Иродиону в необычное для себя время. Сев, он сказал: «Вот ты кончил уже курс послушнический, хотя и немного потрудился в каждом послушании. Теперь тебе предлежит другое дело, иное послушание, иной путь, от которого ты уклонился... Какой? Академический».
«Возвращение в мир, — пишет Преосвященный Иеремия, — из которого выйти мне было труднее, нежели Израилю из Египта, и обращение к школьным занятиям, которые в пылком юноше рождали одну гордыню и продерзливость и из которых почти ничто не пошло в дело в новой моей жизни, — мне казалось ужасным до того, что я внутренне огорчился на старца.
По устроению Всеблагого Промысла Божия вышло из Комиссии духовных училищ, чтобы я был отправлен в Санкт-Петербургскую академию.
21 ноября 1824 года, в праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы, Иродион Соловьев был пострижен в монашество с наречением имени Иеремия. Постриг совершил ректор Санкт- Петербургской Духовной академии Преосвященный Григорий (Постников).
В Духовной академии Владыка Иеремия обучался три года. Все эти годы он готовил себя к монашеской жизни, намереваясь после учебы вернуться в монастырскую келью. Об этом своем намерении он и объявил перед окончанием курса начальству, прося не удостаивать его никакой академической степени.
На деле же вышло иначе, чем мог предполагать о. Иеремия. Святитель Московский Филарет (Дроздов), присутствовавший тогда в Святейшем Синоде, узнав о намерении иеромонаха Иеремии возвратиться в монастырь, пригласил его к себе и не только не укорил его за неискательство и нежелание степени, но и похвалил, предложив ему на время переселиться на Псковское подворье и заняться вместе с ним святыми отцами, а заодно помочь ученикам-певчим в их учении.
В это же время освободилась должность законоучителя во 2-м Кадетском корпусе в С.-Петербурге, которая была предложена о. Иеремии: он занял ее в 1827 году, одновременно став настоятелем церкви при корпусе. «Кадеты, — пишет епископ Иеремия в своих воспоминаниях, — слушали меня с любовью, и я любил их о Господе истинной и деятельной любовью... Многие из них добровольно приходили [в церковь] и усердно молились, пели и читали».
Из службы своей в корпусе Преосвященный Иеремия вспоминает об одном эпизоде. Среди книг, которые предлагались в общем зале кадетам для чтения, всегда находились и экземпляры Нового Завета. И вот однажды все они по неведомой причине исчезли. Это сильно возмутило и взволновало кадетов. «Только мое уверение, что священные книги изъяты на время, для переплета, смогло их успокоить... С великим иерархом Московским долго беседовал об этом предмете. Выслушав с отеческой улыбкой, он сказал: „Ты успокоил кадетов тем, что священные книги не отобраны, а взяты для переплета и будут возвращены. А ежели не будут, то как бы тебе не остаться во лжи?” Но я придумал негласный план... и он, при помощи Божией, удался к величайшей радости моей, без скорби и стыда для тех, кто был причиной антихристианского распоряжения. От Высокопреосвященного митрополита Московского Филарета получил за это в дар четки. Кадеты были в восторге, увидев Завет Христов на своем месте».
В 1828 году иеромонаха Иеремию причислили к соборным иеромонахам Александро- Невской Лавры, 4-го сентября 1830 года он был назначен в Киев на должность инспектора Киевской Духовной академии, а через месяц, 5 октября, Преосвященный Никанор, епископ Ре-вельский (впоследствии митрополит Санкт-Петербургский), посвятил его в сан архимандрита в Александро-Невской Лавре.
В 1834 году становится ректором Киевской Духовной семинарии, а в 1838 году становится настоятелем Киево-Братского монастыря.
8 марта 1841 года по докладу Святейшего Синода архимандрит Иеремия был Высочайше утвержден во епископа Чигиринского, викария Киевской епархии. Хиротония была совершена 6 апреля, в Неделю антипасхи, в Великой церкви Киево-Печерской Лавры митрополитом Киевским Филаретом соборно с Преосвященным Иннокентием Вологодским (Борисовым) и пребывавшим в Лавре на покое бывшим епископом Смоленским Иосифом.
«Мысль о том, — пишет Преосвященнейший Иеремия, — куда почти всегда лежал путь начальнику и главе ученых, была для меня мыслью страшной. Но когда пришло время ей осуществиться, зело смятеся душа моя. Чтобы воспрепятствовать исполнению уже состоявшегося избрания меня в высший (епископский) сан, я помышлял прибегнуть к мерам, известным в священной древности. Но вот, в сонном видении, изволил пожаловать ко мне Высокопреосвященный митрополит (Филарет) и говорит: „Ну, не отказывайся, не упрямься, бумага о тебе уже пошла!.. Я приехал тебе сказать”. В ответ на это я надвинул ниже свою камилавку, поникнул головой и горько заплакал. Точь-в-точь так сбылось наутро: тот же приезд владыки, с той же целью, те же слова, то же действие в ответ».
Святительский жезл, свыше от Господа предназначенный для Преосвященного Иеремии, предсказан был ему еще в дни его юности. Этот случай был описан в февральском выпуске журнала «Душеполезное чтение» за 1866 год.
«Священник Иосиф Захарович Вуколов пришел к прозорливому елецкому священнику отцу Иоанну Борисову со студентом Орловской семинарии Иродионом Соловьевым, собравшимся жениться и пришедшим взять у него благословение на брак с известной ему девицей. Отец Иоанн принял их радушно и для угощения положил на тарелку что-то из мясного. Гости подходили к тарелке, но отец Иоанн останавливает студента и говорит: „Нет, брат, нам к этому не надобно прикасаться, мы с тобой икры съедим”. Потом отец Иоанн принес из своего чулана два посоха и жезл архиерейский. Один из посохов он вручил священнику со словами: „Это вот тебе”, а другой оставил у себя в руках, сказав: „Это мне. Тебе же, — прибавил он, обращаясь к студенту, — даю жезл архиерейский. Теперь ступайте с Богом — мне некогда больше беседовать с вами”. И побежал в чулан, оставив гостей в недоумении...»
Вскоре после своей хиротонии епископ Иеремия получил приветственное письмо от святителя Московского Филарета: «Преосвященнейший Владыко, достопочтенный о Господе брат! Надеюсь, что именую Вас наименованием, уже принадлежащим Вам не только по внешнему наречению, но и по внутреннему запечатлению благодатным даром просвещения. Благоприветствую Вас как общника единого в Господе служения и молю Пастыреначальника, да будет служение Ваше благоугодно Ему, полезно Церкви, для Вас не изнурительно и услаждено упованием».
Из далекой Америки владыку Иеремию поздравил епископ Камчатский Иннокентий, будущий святитель Московский:
Новопоставленный епископ Иеремия навсегда простился с Киевской Духовной академией 7-го мая 1841 года, в день отдания Пасхи.
Студентом Киевской Духовной академии в ту пору был будущий Вышенский Затворник святитель Феофан, в миру Георгий Васильевич Говоров, тоже орловский уроженец. Отличавшийся строго-подвижнической жизнью ректор не мог не заметить и не полюбить юного студента-земляка, всей душой стремившегося посвятить себя иноческому житию. И вот 15 февраля 1841 года архимандрит Иеремия имел утешение постричь студента Георгия Говорова в монашество. 6 апреля 1841 года, в день своей хиротонии во епископа, Преосвященный Иеремия рукоположил монаха Феофана в иеродиакона, а 1 июля того же года — в иеромонаха.
Знаменательно, что великий подвижник святитель Феофан Затворник был пострижен в монашество и рукоположен в первые две степени священства таким же подвижником — епископом Иеремией Затворником. «Так в жизни духовной один ярко горящий светильник горением Божественного света возжигает другие, новые светильники, да во время свое поставлены будут на свещнице и светят всем, иже в храмине суть (Мф. 5, 15)», — писал один из биографов святителя Феофана. На всю жизнь святитель Феофан сохранил чувство глубокого уважения и любви к епископу Иеремии. Сохранилось письмо, написанное к владыке Иеремии святителем Феофаном еще в годы его преподавательской и административной деятельности в С.-Петербургской Духовной академии: «Преосвященный Владыко! Простите, Господа ради, что я докучаю Вам то своим непотребством, то, может быть, заносчивыми предприятиями. Говорю: «может быть», ибо они не обдуманы, а лежат на душе, нудят и томят, не стихают, а все растут-растут. Но, Господи, имиже веси судьбами, устрой о мне вещь. Ученою должностью начинаю тяготиться до нетерпимости. Пошел бы в церковь, да там и сидел... Простите Господа ради и помолитесь обо мне. Вашего Преосвященства нижайший послушник бакалавр соборный иеромонах Феофан».
Впоследствии святитель Иеремия, следя за успехами своего ученика, в одном из писем к нему просил, в частности, прислать экземпляры его сочинений для духовных училищ Орловской губернии: «Вместе с сим, — писал епископ Иеремия, — примите мою к Вам просьбу. Родные наши училища — Ливенское и Севское — пожелали учредить у себя библиотеки для учителей и для внешних любителей духовного чтения. Оказав им в этом мою посильную помощь, покорнейше прошу Ваше Преосвященство пожертвовать им Ваши душеполезные творения и иные лишние книжки. Это будет им яко милостыня для ума и сердца».
В свою очередь, святитель Феофан, тесно сотрудничая с издательством русского Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне, присылал для печати в издаваемый монастырем журнал «Душеполезный собеседник» наряду с собственными трудами и рукописи своего духовного наставника (уже после его кончины). В частности, им были переданы на Афон такие замечательные труды владыки Иеремии, как «Иноческий катихизис» и «Иноческие письма».
Одновременно со святителем Феофаном от руки владыки Иеремии принял постриг в монашество и Макарий (Булгаков), впоследствии митрополит Московский, знаменитый церковный историк.
Из дневниковых записей Преосвященного Иеремии о его киевской жизни приведем следующие.
«8 марта 1841. После литургии прибыл ко мне в Братский монастырь некто из собратий с вестью, что его утром в архимандриты посвящают. Брат этот нередко мешал делу и покою моему, по недоразумениям... Но, сорадуясь ему, я снял с себя (лучший из всех) крест и отдал ему... Оказалось, что это произошло в тот самый день, а может быть и час, как вместо архимандритского креста слово царственное утверждало мне панагию...
19 марта. Верное получено уведомление, что 8 марта я Высочайше утвержден викарием Киевской Митрополии. Но сподоблюсь ли многогрешный, не очищенный от многих нечистот рукоположения архиерейства и благодати?..
5 под 6 июня 1842 года. Это было накануне родительской субботы пред Сошествием Святого Духа. Приснилось, будто получил я письмо от покойной матери моей рабы Божией Марии, наполненное пламенными чувствами материнской любви к сыну. В письме между прочим извещает меня, что она молится о мне (тому верую, ведая ее любовь ко мне) и благодарит меня за мои архипастырские молитвы (ее слово). В подарок прислала мне четки невиданной красоты. От радости я тотчас проснулся и, забыв, что это во сне, долго искал окрест себя подарок материнский. Господи! Помяни ее и меня во Царствии Твоем!..
1 января 1843 года преосвященный Иеремия был назначен епископом Кавказским и Черноморским в новооткрытую епархию с местопребыванием в г Ставрополе. И о6 этом назначении епископу Иеремии были предуказания свыше, в ночном видении, о чем он сообщал впоследствии журналу «Духовная беседа».
«1 января 1843 г в алтаре, у самого престола Великой лаврской церкви, в ночном видении, некий первосвятитель в полном облачении (кроме него никого не было) велел мне преклонить колени, молился над моею грешною головою и, в заключение своего наставления или напутствия, внушал мне чаще и чаще и с любовию читать: „Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей..." и проч. и Послание апостола Павла к Евреям. Это был день, когда состоялся Высочайший указ - быть мне Кавказским.
11го, того же января, видится мне, что я священнодействую в храме, озаряемом молниями. То, думаю, храм, в котором находятся святые чудотворные мощи св. великомученицы Варвары. Когда от престола вышел я из алтаря, чтобы осенить народ, вдруг подходят ко мне два диакона и сказывают, что мне следует служить не здесь, а в ином месте. „Где?" - спрашиваю. В ответ на мой вопрос они ввели меня во храм, в котором нет ни народа, ни зажженных, кроме одной, свеч. Войдя, изумляясь оплошности екклесиарха, в св. алтарь, я стал в стороне безмолвно, одинокий. „Что прикажете?" - спросил ризничий. „Я и сам не знаю", - отвечал я и проснулся с сердцем, крепко бьющимся.
В этот день получено было митрополитом известие о назначении меня в новую епархию Кавказскую. Когда архипастырь, позвав меня, затруднился сообщить мне эту новость, я предупредил его, сказав виденное во сне. „Ну, я надеюсь, -рек первосвятитель благодатный, - Бог даст тебе зажечь там и другую, и третью свечу"».
В г Ставрополь Преосвященный Иеремия прибыл 10 апреля, в Великую субботу, в 8 часов вечера. Преосвященный служил и утреню, и Божественную литургию, и вечерню, - всё нашлось к архиерейскому богослужению.
Понемногу знакомясь со ставропольским обществом, Преосвященный увидел, что оно расположено к благим начинаниям и что с помощью Божией можно много сделать полезного для Церкви и около Черного моря, среди людей, чуждых Христовой вере. Начальники области генерал-лейтенант В. О. Гурко и его преемник генерал-лейтенант Н. С. Заводовский оказывали ему всякую зависящую от них помощь и содействие, люди со средствами, богатые купцы помогали своими щедрыми пожертвованиями. При таких благоприятных условиях и при помощи Божией Преосвященный Иеремия в продолжение своего семилетнего архипастырства в Ставрополе создал много разного рода церковных учреждений. Открыв духовную семинарию, он на собственные деньги учредил стипендии для бедных учеников, на средства одного купца построил большой дом для общежития бедных детей кавказского духовенства. В память своих родителей Иоанна и Марии Преосвященный Иеремия в трех верстах от города устроил Иоанно-Мариинскую женскую обитель со всеми хозяйственными службами при двух каменных церквах.
В 1845 г Преосвященным сооружен в Ставрополе Казанский кафедральный собор. Он обновил и украсил старый Троицкий собор, до приезда своего в Ставрополь единственный в городе храм. А всего за свое архипастырство в Ставрополе Владыка Иеремия соорудил и освятил 12 церквей, включая домовые церкви при архиерейском доме, военном госпитале, тюремном замке и при губернской гимназии. Такой успех в делах Преосвященный Иеремия приписывает исключительно помощи Божией, без которой напрасно трудятся строители (Пс. 126, 1).
Но среди радости о благоуспешности дел архипастыря постигла и глубокая скорбь.
В мае 1845 года раскольники, которых было немало среди казаков, подали жалобу Кавказскому наместнику Главнокомандующему Кавказским корпусом графу М. С. Воронцову на притеснения, будто 6ы чинимые со стороны Преосвященного Иеремии: якобы он запрещает им совершать богослужения по их обряду, не позволяет чинить их молитвенные дома и вынудил полицейское начальство взять силой служившего у них беглого священника. Жалоба эта была поддержана наказным атаманом Николаевым, который имел среди раскольников немало родственников и поэтому покровительствовал расколу.
Главнокомандующий, опасаясь, как 6ы участвующие в предстоящем походе против Шамиля казаки из раскольников не помешали делу из-за своего недовольства на чинимые им притеснения в религиозных делах, и не попросив у Преосвященного Иеремии никаких объяснений, поспешил отправить рапорт к Государю Императору и отношение к обер-прокурору Святейшего Синода с описанием изложенных притеснений раскольникам-казакам и просьбой об отделении всех казачьих церквей и духовенства Северного Кавказа из Кавказской епархии в ведомство обер-священника Кавказской армии. Представление наместника было уважено и в июле того же года Высочайшим распоряжением церкви и духовенство Терских и Кубанских станиц были подчинены обер-священнику Кавказ кого корпуса.
Между тем стеснения терским раскольникам делались не по указаниям Преосвященного Иеремии, а самими полицейскими властями, согласно их внутренним распоряжениям. Отделение всех казачьих церквей из-под власти Кавказского епархиального архиерея привело к усилению раскола и ко многим нестроениям и прискорбным явлениям в жизни казачьего духовенства и православных казаков. Все это послужило причиной глубокой скорби Преосвященного Иеремии.
Вот что написал впоследствии по этому поводу печальник кавказской паствы в своих заметках о событиях 1845 года: «Его сиятельству графу Воронцову подавались по разным делам в области многие сотни прошений, и по каждому из них его сиятельство требовал сведений и справок, необходимых для справедливого решения дел. Но в деле, касавшемся архиерея, всего епархиального начальства, весьма многих священно- и церковнослужителей и ста храмов, в столь важном церковно-государственном деле не рассуждено было потребовать от меня какого-нибудь сведения. В древности укоряли одного святого старца разными именами: «Ты, - говорили, - сварлив». «Грешен, - ответствовал человек Божий, - простите». «Ты пьяница». - «Простите». - «Ты нечисто живешь». - «Простите». - «Ты еретик». -«Нет, - мгновенно возразил старец, - нет, я не еретик». Если бы и меня, грешного, обвинили в том или другом пороке, я смолчал 6ы. А по делу,
в котором обвинили не меня только, но все епархиальное начальство, состоящее из членов консистории и благочинных моих, я обращаюсь и к канцеляриям, и к архивам, и к совестям, во-первых, вождя казачьего Степана Степановича [Николаева], потом сотрудников его и тек, кто составлял обвинительную бумагу, и всем им свидетельствую, как далеко обвинение то от истины! Но ложь и неправда не в первый раз торжествуют в мире, который весь во зле лежит, по апостолу. В минувшем августе пастырское влияние на сто церквей кончилось: они поручены управлению обер-священника и составили особую некую, еще небывалую церковь пресвитерианскую. Что последовало из сего? 2) Несколько месяцев священно- церковнослужители и храмы остаются без надзора, без совета, без распоряжений. Бог весть, что там деется. И как имеющие нужду церковники достигнут до начальника своего за Кавказ [обер-священник находился в Тифлисе]? 3) Вдовы, сироты, безместные и непосвященные молодые люди не ведают, куда и как обратиться: первые -за пособием, вторые - с прошениями о посвящении или о месте. 4) Учительство и наставление народа Божия, состоящие обыкновенно под назначением и распоряжением начальства, приостановились. Прекратилось священнейшее рукоположение. 5) Нет суда и расправы. В прошедшие месяцы безначалия церковного одному священнику на Кубани остригли казаки голову и бороду, другого в 20 верстах от Ставрополя связали в ограде церкви, диакона в Успенской станице высекли, - т. е. разрушение храмов, упразднение причтов и вообще совращение в раскол, аще не Господь Милосердный сохранит и помилует».
Прискорбные последствия этого наскоро состоявшегося распоряжения так расстроили спокойствие духа Преосвященного Иеремии, причинили ему такую глубокую печаль, что с той поры он в течение всего последующего почти пятилетнего управления Кавказской епархией выражал свою печаль и в письмах к разным иерархам русской церкви, в особенности к Киевскому святителю Филарету, и в беседах с разными лицами, и В заметках, написанных им по разным случаям.
В начале 1849 года Преосвященный Иеремия послал докладную записку наместнику Кавказа князю Воронцову, прося его ходатайства о возвращении православных станичных терских и кубанских церквей в ведомство Кавказской епархии, а копию этой записки послал обер-прокурору Святейшего Синода, прося его ходатайства о том же. Письма эти никак не подействовали на Воронцова. Видя бесполезность своих ходатайств, Преосвященный Иеремия послал к обер-прокурору Святейшего Синода просьбу, в которой высказал решительное намерение удалиться на покой. Вследствие этой просьбы Преосвященный в конце того же 1849 года был перемещен на епископскую кафедру в Полтаву.
Только спустя много лет (в 1867 году) исполнилось заветное желание владыки Иеремии о воссоединении казачьих церквей и духовенства с Кавказской епархией.
В Полтаве Владыка пробыл менее года. Здесь всё не соответствовало ни его характеру, ни его привычкам, ни его аскетическому образу жизни. Владыка всегда жил просто и всегда гнал от себя роскошь. Между тем в Полтаве его ожидал обширный архиерейский дом, окруженный садами и парками.
Городское духовенство также не понравилось ему своей склонностью к отличиям и к образу жизни, свойственному более светскому человеку, чем лицу духовному. В своем дневнике он замечает: «Обедали у моего недостоинства члены консистории и прочее превознесенное и разукрашенное отличиями духовенство полтавское - всё протоиереи, священника не мог отыскать...
Относиться спокойно к порядкам, заведенным предшественником, который к тому же шесть лет управлял епархией издалека, проживая в Петербурге в качестве присутствующего в Св. Синоде, Владыка Иеремия не мог. Преосвященный не стеснялся в резких замечаниях, не скупился на выговоры и обличения.
28 июля 1850 г Преосвященный Иеремия отправил прошение в Святейший Синод о6 увольнении его на покой в Киев.
«В октябре месяце, - пишет он в дневнике, -восчувствовал в своем сердце непреодолимое желание посетить Киев, куда прибыл 30 числа... Пребываю в Киевской Лавре у о. наместника и грущу о том, что должен вскоре оставить сей рай. Высокопреосвященный митрополит неблагосклонно смотрит на мое прошение о том, чтобы провести остаток дней моих иночески в Лавре». Из Киева Владыка снова вернулся в Переяслав.
2 января 1851 года пришло определение из Синода на новую кафедру. Накануне в своем дневнике Преосвященный Иеремия писал: «24 декабря. Видел во сне новый жезл архиерейский в своих руках. Не страннический ли? Жезл виденный очень мне был приятен». И далее, от 2 января: «Исполнилось предзнаменательное сновидение: от обер-прокурора получил уведомление, что мне действительно вручен новый жезл правления паствой Нижегородской».
11-го января Владыка выехал из Полтавской епархии. «Прощайте, -сказал Владыка, - и молитесь о мне, многогрешном... Жалею, что не понял паствы полтавской, а паства полтавская не поняла меня...»
Владыка Иеремия 14 февраля 1851 года прибыл в Нижний Новгород.
Со свойственной ему неутомимой энергией Преосвященный Иеремия начал трудиться на благо своей новой паствы. За шесть с половиной лет управления Нижегородской епархией Владыка построил в городе два храма, одну церковь за городом, храм в усыпальнице Спасо-Преображенского кафедрального собора (в Кремле).
Как и везде, где он служил, Владыка занимался самой широкой благотворительностью. Заботясь о бедных семьях духовенства и о6 устроении их детей, он почти все получаемое им жалованье передавал в Нижегородское епархиальное попечительство - будто бы от неизвестного лица. Жертвуя на что-либо, Владыка обычно писал, что жертвует «неизвестный», «некто» или называл жертвователями лиц, которые об этом ничего не знали. Современники отмечают, что епископ Иеремия как 6ы жил для того, чтобы раздавать. Его потребности были непритязательны. «Монаху ли, - писал он об архиерейском доме в Полтаве, - обвешивать себя такими зеркалами?»
Много внимания Владыка Иеремия уделял духовному образованию. Он часто посещал духовные семинарию и училище, где всегда отмечал самых талантливых учеников. В семинарии, о которой Владыка заботился до самой своей кончины, он учредил четыре стипендии.
Преосвященный требовал, чтобы перед богослужением все ученики, не исключая и живущих на квартирах, собирались в зале семинарии и «в порядке», то есть строем, шли в семинарскую церковь. Нередко он распоряжался, чтобы семинаристы присутствовали на архиерейских службах в кафедральном соборе. По его повелению семинаристы учили утренние и вечерние молитвы, а также читали за богослужением шестопсалмие и кафизмы.
За свою архипастырскую ревность в Нижнем Новгороде, как и в других местах службы, Преосвященному Иеремии пришлось претерпеть и немало скорбей.
С ревностью пророков Илии и Иеремии он выступал против злоупотреблений и нарушений церковных правил. Скорбел и болел душой святитель о провинившихся в чем-либо членах духовного сословия, но по долгу начальника должен был их наказывать. Будучи сам исполнителен во всем, он не прощал невнимания подчиненных к своим обязанностям. Особенно это касалось тех, кто не знал в себе чувства раскаяния, проявлял дух противления. Как строг он был к самому себе, к своему внутреннему и внешнему поведению, так был строг и с другими. Поэтому в годы правления владыки Иеремии случались жалобы на него и недовольство среди духовенства.
Пришлось Владыке прийти в столкновение и с гражданской властью. Спасский Старо-ярмарочный собор, который по закону был приписан к Нижегородской духовной консистории, на деле со всем своим имуществом и доходами находился в полном распоряжении губернатора - вплоть до того, что архиерею предписывалось, в какие ризы облачаться при богослужении. Епископ Иеремия, всегда строго следивший за соблюдением церковного благочиния, поставил целью вернуть ситуацию в законное русло. Вследствие донесения Владыки указом Св. Синода от 10 мая 1852 г собор со всем его по описи имуществом передавался в ведение и распоряжение епархиального начальства.
Преосвященному пришлось противодействовать и политике местных властей в отношении раскольников: губернатор своей беспечностью и покрывательством раскола фактически способ-ствовал его распространению в Нижегородском крае. Но призывы епископа Иеремии к губернатору и обращения в Синод не дали ощутимых результатов.
Осенью 1856 года умер известный на весь Нижегородский край своим богатством и порочностью натуры грузинский князь. Преосвященного Иеремию пригласили в Лысково, где жил князь, для отпевания. Приглашение «следовало принять» хотя 6ы потому, что на тот момент обер-прокурором Синода был назначен зять покойного - граф А. П. Толстой. Владыка Иеремия ответил на приглашение отказом, мотивируя это глубокой порочностью князя при его жизни. При этом Преосвященный отказал покойному не только в архиерейском отпевании, но и в каком-либо отпевании вообще.
3 мая 1857 года Владыка направил в Св. Синод прошение «об увольнении от епаршеского бремени и о дозволении жить в числе братства в Печерском монастыре».
Незадолго до своей кончины святитель Московский Филарет так отозвался о Преосвященном Иеремии: «Рано пошел он на покой. В подобных архиереях нуждается ныне Церковь».
На покое Преосвященный Иеремия прожил 27 лет: в Печерском, Городецком Феодоровском и Благовещенском - трех монастырях Нижегородской епархии. Поселившись сначала в Печерском монастыре, где прожил с 1857 года около 18 лет, Владыка-затворник переместился затем в Нижегородский Благовещенский монастырь, в 1877 году переехал в Городецкий Феодоровский, а затем в 1879 году снова вернулся в Нижний Новгород, в Благовещенский монастырь, где провел последние годы.
Жизнь владыки Иеремии в это время вполне соответствовала строгим обетам схимника. Он никуда не выходил из своей кельи, считая грехом даже подходить к окнам своей комнаты, все время проводя в строгом воздержании. Почти ежедневно он служил сам в своей домовой церкви, примыкавшей к келье. Постоянно думая о смерти, Преосвященный Иеремия приказал приготовить для себя могилу, а в последние годы постоянно имел готовый гроб.
Современники, описывая кельи, занимаемые Владыкой в каждом из трех монастырей, всюду указывали на скромность и даже скудность их обстановки.
Так, профессор А. Катанский пишет, что в Печерском монастыре Преосвященный «провел много лет в малой келье, с очень маленькой церковью и послушником иеродиаконом Никоном. В церкви Владыка совершал богослужения, как простой священник. Никогда не выходил из монастыря и долгое время не принимал посетителей».
Жизнь Преосвященного в монастыре была размеренной и подчинялась заведенному им распорядку дня. Летом и зимой он вставал очень рано и день свой начинал келейной молитвой. За ней он прочитывал все положенные утренние молитвы, а также помянник, содержащий всех знакомых ему лиц, которых он знал от дней своей юности. После совершения молитвы он шел в храм. Если в городских монастырях он имел свою келейную церковь, то в Городце ходил на службы в монастырскую церковь. Во время службы он стоял в алтаре и часто приступал к Причастию. Изредка, когда позволяло здоровье, совершал и архиерейские служения.
Время пребывания в храме Божием очень укрепляло и ободряло старца, так что по возвращении со службы он был в состоянии приняться за какой-нибудь домашний труд. Излюбленным занятием у него было чтение Священного Писания, богослужебных книг и святоотеческих творений. Читая их, Преосвященный делал многочисленные выписки или по намеченному плану составлял подражания прочитанным образцам. Он обладал редким знанием аскетических творений прпп. Исаака Сирина, Иоанна Лествичника, Антония Великого и других святых отцов, любил читать сочинения русских подвижников, особенно свт. Димитрия Ростовского и свт. Тихона Задонского. После обеда, который состоял у старца из самых легких блюд, он редко отдыхал. Всё это время отдавалось переписке с известными ему людьми: архипастырями и пастырями Церкви, не перестававшими относиться к нему с почтительной любовью. В это же время Преосвященный Иеремия принимал у себя посетителей, приходивших к нему за благословением, за советом и утешением, с просьбами и по другим случаям и духовным нуждам. Он старался уклониться от этих посещений, но совсем воспрепятствовать им не мог, так как многие очень настойчиво добивались приема.
Вечером, после вечерней молитвы в храме, Владыка снова принимался за чтение книг или за составление своих духовно-нравственных сочинений. Так проходил день, заканчиваясь продолжительной молитвой на сон грядущий.
